Выбрать страницу

…только порядка нет

Оригинал текста http://ej.ru/?a=note&id=11038

Несправедливость, неразумность и бесчестность социально-политической системы, установленной в России, заставляет ее разнообразных критиков заглядывать в скорое будущее, прозревая там ее конец. При этом одни критики просят власть задуматься над неминуемым крахом и перейти к реформам, чтобы не допустить революции, другие уже не сомневаются в ее (революции) неизбежности. Мол, то, что вы не сделаете добровольно и сверху, сделает рано или поздно наш долготерпивый народ снизу и кроваво.
В каждом втором тексте фигурирует поэтическая цитата о бунте бессмысленном и беспощадном в том смысле, что не буди лихо пока оно тихо, и коли не хотите по-хорошему, наш богоносец устроит по-плохому. Однако остается ощущение, что власть, действительно поеживаясь после череды арабских революций, не очень-то и боится, что русский богатырь слезет со своей печи (то есть выйдет из Интернета в офлайн) и устроит насквозь коррумпированной власти такой Нюрнберг, что мало не покажется. То есть Пионтковский пугает, а Путину не страшно. Не боится власть превращения обезноженного Ильи Муромца в Стеньку Разина и Емельку Пугачева, потому что очень хорошо знает своей народ. Богоносец наш совсем даже не бунтовщик, за сколько веков всех бунтов то и было раз-два, да и обчелся. Уже навязший в зубах Разин, Пугачев, да октябрьская революция, которая-то — по большому счету – ничего и не изменила. То есть один слой – да, отстранила от власти и уничтожила, но заместо него тут же сгенерировала другой слой, еще более мерзкий и бесчестный.
То есть даже если представить себе, что рано или поздно поднимется наше ленивое российское общество на массовый протест, который власть обидит насилием а-ля Каддафи, то и в этом случае, как мы видим, куда вероятнее, что компромисс будет найден, и никаких бегств со спасением живота и кошелька не будет. Ведь революция, как мы понимаем, возможна только буржуазная, и значит все по большому счету останется на месте. Ну, пошумят, ну даже поднимут на штыки десяток стрелочников, но собственников, за исключением особо зарвавшихся чиновников, не тронут. Общественное мнение не даст, ведь задача, как она ставится большей частью вменяемых оппозиционеров, это бесчестный буржуазный режим заменить на более честный. И вся недолга.
А вот для более радикальных перемен необходимо столь многое (помимо силы духа и смелости, которых в российском общественном теле, всегда ищущем, как бы остаться на стороне силы и большинства, никогда не водилось), что бояться этой радикальности вряд ли приходится.
Ведь любой переворот осуществляется вокруг какой-то оси. То есть, дабы социальная глыба стронулась с места, да еще верх поменяла с низом, необходимо, чтобы в самой этой местами рыхлой, местами твердой глыбе был железный по прочности стержень. Нечто такое очевидное для всех, чтобы на него опереться. Что-то вроде согласия вокруг несомненных для многих (если не всех) достоинств. Что-то вроде национальной гордости, которая при любой погоде видна и блестит, как золотой шпиль. Но в том-то и дело, что такого шпиля, такой оси, такого стержня нет даже в помине.
Чем может гордиться российский гражданин? Чем вообще гордятся люди? Понятно, что это все спорно. Скажем, французы и голландцы могут спорить, у кого лучше система здравоохранения. Та же Голландия и Люксембург, у кого лучше пенсионная система. Кто-то спорит, у кого самая древняя конституция, устоявшая в веках. Кто-то, у кого лучше суды. Хотя гордятся люди не только социальными изобретениями. Немцы с японцами могут спорить – у кого лучше машины. Те же японцы и американцы – у кого лучше компьютеры. Немало найдется тех, кто готов утверждать первенство в качестве и протяженности своих автомобильных дорог. Швейцарцы могут выставить вперед свои банки и часы. Да еще шоколадки. Финны – самый низкий уровень коррупции в обществе. Норвежцы готовы поспорить с теми же финнами, у кого самая свободная пресса. Американцы с англичанами спорят, чьи лучше университеты, китайцы с корейцами – у кого лучше и трудолюбивее рабочие…
А что можем предложить мы? У нас худшая, по крайней мере, в Европе, система здравоохранения. Столь же плохая пенсионная система. Наша конституция меняется каждые несколько лет, наша судебная система хуже не придумаешь. У нас самые плохие в Европе дороги, мы делаем самый плохой в мире автомобиль, у нас была когда-то наука, теперь остались лохмотья, у нас было неплохое школьное и университетское образование, оно давно и безнадежно отстало от кондиционных образцов. Чем гордится, на что опираться? Что в нашей стране легче всего воровать, что в ней больше всего воров на 100 тысяч населения и больше всех в Европе заключенных? Что у нас самые коррумпированные чиновники, что наши православные иерархи носят самые дорогие часы и ездят на самых дорогих бронированных автомобилях? Что мы на протяжении нескольких веков были европейским жандармом и лишали другие страны свободы, которой никогда не было у самих? Или тем, что в нашей земле вся система Менделеева, а наша социальная система как у дикарей?
Что, говоря словами летописца, земли наши обильные да богатые, только порядка в них нет? Ну, так ведь это было сказано о времени до принятия христианства и до возникновения русского государства. С тех пор возникло государство, приняли христианство, а порядка как нет, так и нет. И на какую такую революцию можно рассчитывать, чтобы этот порядок появился? Ведь социальный порядок – это дорожки в парке. Их сначала естественным образом протаптывают, а потом законодательно укрепляют. То есть сперва люди договариваются между собой, а потом, спустя седое время, их договоры скрепляются печатями и становятся законами. О чем мы могли договориться с собой за тысячелетие с лишком, прошедшее с призвания варягов, пусть даже норманнская теория – это миф? Про отсутствие порядка разве это неправда? Только о том, что кто смел, тот и съел? На чьей стороне сила, на той и правда? Что в стране понтов деньги не пахнут? Что как мне не воровать, коли они там воруют еще больше?
Увы, дело не в выборе между революцией или реформами. Не в том, какие ставить перед собой цели. Дело в том, чтобы опираться на то, что мы реально имеем. На то, что возникает в жизни само, потому что она жизнь. Ведь перестройка тоже была революцией, пусть и не столь кровавой. Но что выяснилось почти сразу? Что строить нечего. Вернее, построенное на фундаменте зависти, бесчестности, отсутствия доверия всех ко всем, – постройки на песке. Если в обществе нет уверенности, что быть честным – это лучшая социальная стратегия, то какие могут быть суды, коли в них все врут, под присягой и без? Если нет в обществе института репутаций, то почему люди, дорвавшиеся до власти, должны вести себя иначе, чем привыкли и что им благосклонно общество позволяет? Да, не было частной собственности до перестройки, вот она появилось, и что изменилось, кроме того, что пустые полки стали цветными? Жизнь почти сразу отлилась в те же формы социального недоверия, которые были, существовали, действовали до всех революций и реформ, и будут, скорее всего, в будущем, любом.
Жизнь есть жизнь, даже если у жизни нет социальных перспектив. В ней можно рожать и воспитывать детей, ухаживать за тетками и строить куры студенткам. Но чтобы реформы или революции изменили жизнь к лучшему, это изменение – хотя бы в символической форме – должно уже присутствовать в реальности. Путин и его присные, конечно, подлецы, но чтобы место одного подлеца не занял другой, необходимы реальные социальные элементы согласия вокруг того, что на другом языке называется – тяжело выговаривать — добром, нравственностью, порядочностью и т.д. Тогда появляются перспективы, а как их добиваться – реформами или революцией – дело второе.

Персональный сайт Михаила Берга   |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены  |   web-дизайн KaisaGrom 2024